Машу Симкину в деревне раздражало почти всё. Ей не нравилась грязь, в которой тонули проезжающие машины и в которой нужно было копаться каждый день. Ей не нравилось, что умывальник стоит во дворе, а не в доме. Маше выводило из себя то, что за водой нужно было ходить на другой конец деревни. Даже дети раздражали Машу, они от возбуждения и растерянности непрерывно требовали внимания, ещё не найдя себе места в старом холодном доме. И запах дыма из печки, надолго прилипающий к одежде и волосам, её ужасно раздражал. И душные, долгие ночи, и то, что запрещали открывать окно – а то продует. Труднее всего было смириться с тем, что её подруги непрерывно выкладывали в соцсети эффектные фотографии в стильных купальниках на фоне моря с бокалом мартини в руках. Здесь, в деревне, Маше нельзя было мечтать о бокале советского шампанского. Не потому, что оно не продавалось в сельском магазине, оно-то как раз пылилось на полке вместе с резиновыми галошами, тушёнкой и печеньем. Но потому, что, как показал горький опыт, за этим бокалом неминуемо последует лекция о женском алкоголизме.

Каждый раз, когда Федя Симкин приезжал в деревню, его стеклянно-серые глаза теряли зависимость от природного цвета и становились бездонно-голубыми. Часто, лёжа в кровати и засыпая в далекой шумной Москве он мысленно обходил все тропинки родной деревни, спускался к роднику у реки, набирал два ведра студёной воды, и со смехом смотрел как она с каждым его шагом выплёскивалась через край, пока он возвращался домой по крутому берегу Оки вдоль оврага. Железная крыша отчего дома издали сверкала как озеро, калитка пряталась между ёлок и рябин. Старый покосившийся забор валился на кусты сирени и жасмина, а хмель оплетал деревья до самого неба и создавал зеленый полумрак. Здесь вырос его отец, и во всем Федя и теперь чувствовал его присутствие. 

Наталья Анатольевна Симкина, Федина мама и Машина свекровь, проводила майские праздники в деревне спокойно, не ощущая принципиальной разницы между жизнью в городе и деревне. Как всегда, день её начинался с чашки кофе, после чего она открывала книгу с биографией любимых математиков, а в перерывах между чтением выходила во двор и сажала цветы.

– А Декарт-то, оказывается, чтоб вы думали, – Наталья Анатольевна сделала драматическую паузу, – так и не женился! – обрушила она сокрушительные слова.
– Вот подлец! – согласилась Маша.
– В смысле, подлец? – не понимал Федя. 
– Ты что, не понимаешь??? – возмутилась Маша.
– Да и Колмогоров тоже так и не женился, – усугубила Наталья Анатольевна.
– А я этого не знала, – удивилась Маша.
– Так я думал, что у него не было никаких женщин! – оправдывался Федя.
– Такого не бывает, чтобы не было женщин, – со знанием отрезала Маша.
– У него была дочь, – разоблачила математика Наталья Анатольевна, – но он выдавал её за племянницу!
– Какой подлец! – с ненавистью заявила Маша.
– Зачем он выдавал её за племянницу? – недоумевал Федя.
– Да потому, что жениться не хотел, чего тебе не понятно? – с накатом ответила Маша. 
– Мама, мы пошли сажать помидоры, пойдем, Маша! – скомандовал Федя. Маша вздохнула и поплелась вслед за мужем, безвольно уронив голову вниз. Она часто заводила разговоры с Федей о своей тяжёлой доле, но ей так и не удавалось донести до него свою тоску. 
– Ты понимаешь, что мне здесь плохо? Ты никогда не учитываешь мои чувства! Я же нигде не была! Москва–деревня–Москва–деревня. Я не загорала на пляже Монако, я не поднималась на самый верх Эйфелевой башни, не пила Шато ляДур на Елисейских полях, я не была в итальянской опере и не ела настоящих итальянских спагетти!!! – плакала Маша.
– Подай лопату, – попросил Федя.
– Ты меня вообще не слушаешь, – Маша утирала слёзы краем рукава.
– И ведро…  Что? – не понял Федя.
– Ты меня не слушаешь! – сказала Маша.
– Я… я тебя слушаю, – говорил Федя и копал яму для помидора.
– Тогда повтори, что я только что сказала, – выпалила Маша в слезах. 
– Ты сказала, что я тебя не слушаю, а до этого ты сказала, что хочешь макароны!

Маша захотела снова заговорить с мужем про свою несчастную жизнь, вложив в слова всю неизрасходованную женскую страсть, но их неожиданно прервала Наталья Анатольевна. Вид у неё был встревоженный. 

– Федя, Маша, я за остановку ходила, встретила там Валю Иванову, которая невестка Петра Иванова, ну та, что вышла за его сына, когда ты в шестой класс ходил, а у неё еще ребёнок был от первого брака, в техникуме учился с твоим братом, но куда хотел не поступил!.. 
– Мам, сейчас, мы докопаем, – прервал Федя, нажав на лопату. 
– Погоди, – сказала ему Маша, обрадовавшись возможности передохнуть, – так что там Валя?
– Сказала, что в феврале этого года от ковида умер Вася! – сказала Наталья Анатольевна, – в Спасском монастыре отпевали, похоронили, а памятник еще не поставили…
– Вот ковид проклятый… – сказала Маша, – У меня тоже в прошлом году на работе умер начальник и сослуживец, а у него еще тесть очень тяжело болел...
– Кто умер? – переспросил Федя.
– Так Вася, тракторист! – повторила Наталья Анатольевна.

Федя отложил лопату, вышел из теплицы и задумался.

– Что делать? – спросил он растерянно.
– В смысле, что? – не понимала Маша.
– Вася пахал у нас с восемьдесят четвертого года, каждую весну, – с жаром сказала Наталья Анатольевна.
– Некому пахать! – Федя стал расхаживать туда-сюда.
– Я не вижу тут проблемы! Зачем пахать? Чего ты сажать собрался? – сказала Маша.
– Картошку, – ответил Федя.
– Картошка в магазине, – выпалила Маша.
– В магазине всё за деньги! – возразила Наталья Анатольевна.
– Я со своей зарплаты отдам! – с гордостью ответила Маша.
– В магазине сплошная химия за твою зарплату, от неё будет сначала диарея, потом рак, а на старости лет импотенция, – ответила Наталья Анатольевна. 
– Мама! – выпалил Федя.
– Это знак! Значит, не надо в этом году огород сажать! – обрадовалась Маша.
– Ничего, вскопаем вручную! – обрадовался Федя.
– Не-е-ет! – хором закричали женщины.
– Я не понимаю, что это за проблема такая в двадцать первом веке – некому пахать огород. Я уже четыре года не была в ресторане – вот это, я считаю, проблема! – заметила Маша.
– Я найду тракториста по интернету, – придумал Федя и вынул из кармана десятый айфон.
– Федя, какой интернет? – испугалась Наталья Анатольевна.
– Странно, на Авито нет объявлений, – бормотал Федя, не отрываясь от айфона.
– В Инстаграме посмотри, – язвила обиженная Маша.
– В Инстаграмме тоже нет, и в Фейсбуке, – делился результатами Федя. – Ну ничего, сами вскопаем.
– Послушайте, ну а как другие тут у вас пашут? – заговорила Маша.
– Да никак не пашут, дачники одни, клумбы у них, а не огород… – сетовала Наталья Анатольевна.
– Я пройдусь по деревне, может у нас ещё кто-то пашет, – сказал Федя, вымыл руки под умывальником и исчез за калиткой. Он шел по знакомой с детства дороге, по единственной улице, на которой как и двадцать лет назад стояли те же покосившиеся деревянные дома с резными наличниками, бегали соседские дети, куры и коты. Через 15 минут он вернулся растерянный и грустный. Наталья Анатольевна и Маша смотрели на него вопросительно.

– Вспахано только у одного мужика, – начал Федя, – я к нему постучался, он как заорет: «Я, говорит, с твоим отцом колхозы строил, я у твоего отца огород копал, а ты со мной не здороваешься! Я тебе никакого телефона никакого тракториста не дам!»

– Надо ж было объяснить, что у тебя зрение минус семь, а ты сразу сдулся, – критиковала Федю Маша.
– А как его звать? – спросила Наталья Анатольевна.
– Лицо знакомое, а как зовут – не помню, – ответил Федя.
– Дом-то какой? – спросила Наталья Анатольевна.
– Дом жёлтый, облупившийся, с палисадником, – ответил Федя.
– Это же Володя Громов, по кличке Челентано, – узнала его Наталья Анатольевна.
– Челентано? – переспросила Маша.

В этот момент в сердце её закралась надежда. Челентано – значит поёт. Наверняка не только чужие песни поёт, ещё и свои сочиняет. Недаром же такая кличка – Челентано. А если сочиняет – то её увидит такую красивую, неземную, нездешнюю, и сочинит песню. И чёрной ветряной ночью с надрывом, с рыданиями, из самого нутра споет ей под гитару, требуя заплатить любовью за любовь. А она, Маша, нежная и трепетная, но всё же мужественная и стойкая, дрожащими губами скажет, что замужем, и оба будут они, обнявшись, как дети, горько плакать. А потом песня будет играть по радио, и на Первом канале во время передачи «Голубой огонёк». И рублёвские жёны будут без сна в своих постелях ворочаться, мучимые мыслью: кто же, кто эта женщина, которой посвятили эту песню?

– А давайте я попробую взять у него телефон тракториста, – предложила Маша.
– Ну попробуй, а если что, сами вскопаем, – ободрил её Федя.

Маша умылась, причесала волосы, повязала розовый шарф, чтобы он роковым образом обрамлял её длинную шею, и отправилась искать лучшей доли. Изящная, стройная, она шла по разбитой дороге мимо нищих покосившихся заборов и с тоскою думала о том, что каблуки здесь некуда надеть. Дом Челентано стоял в самом центре деревни, желтая краска выцвела и облупилась, палисадник зарос бурьяном а по обеим сторонам тропинки сидели четыре тощие кошки. С третьего звонка на крыльцо вышел заспанный коренастый мужик в майке-алкоголичке, рваных трусах без штанов и уставился на Машу с подозрением. В этот момент все в ней перевернулось: он был некрасивый!!!

– Чего надо? – спросил Челентано недовольно.
– Вы Владимир Горохов? Дайте телефон тракториста, – выдавила из себя Маша.
– Какой я тебе Горохов? - закричал Челентано.
– Ну, а кто Вы? – переспросила Маша. Она не очень старалась скрыть своё разочарование его внешностью, манерами и приёмом.
– Я Громов, – с гордостью ответил Челентано. 
– Ну, Громов, какая разница, дайте телефон тракториста, – раздраженно сказала Маша.
– А ты кто вообще такая? – прохрипел Челентано.
– Я Мария Симкина, заместитель директора отдела легкой промышленности ООО «Москомстрой», лауреат премии правительства Москвы…
– Симкина что ли? Дочь? – Челентано услышал знакомую фамилию и голос его стал как будто бы мягче. 
– Невестка, – раздражённо ответила Маша. Ей было досадно, что из всего того, что она сказала, Челентано отреагировал только на её фамилию. 
– Я с ним колхозы строил по всей области! Я у него землю копал. А сын у него со мной не здоровается!
– Дайте телефон тракториста! – Маше было скучно и неприятно, она очень расстроилась оттого, что Челентано был  некрасивым.

Челентано махнул рукой, зашёл в дом, вышел с бумажкой, свернутой в трубочку.

– Ну, записывай, невестка! 89162436582. Звать Жекой. 

Маша вернулась домой расстроенная, молча протянула мужу записку с телефоном. Федя обрадовался и стал вводить в свой телефон цифры.

– Грубый такой, – поделилась Маша со свекровью, – и как он только на гитаре поет с таким хриплым голосом…
– Какая гитара, Маша, ты чего? – удивился Федя.
– А почему его тогда зовут Челентано? – не понимала Маша.
– Да шляпа у него соломенная, ну как в фильме «Укрощение строптивого», – объяснила Наталья Анатольевна.
– Шляпа? – переспросила Маша.
– Дорогая, а ты точно попросила телефон тракториста? – удивился Федя, – я телефон ввел в Вотсап. И тут на фотографии отображается какая-то блондинка.
– Звони, это, наверное, его жена, у них, наверное, один телефон на двоих, – говорила Маша, с тоской глядя на пустую, пыльную дорогу.
– Алло, мне нужен Женя тракторист, – сказал Федя.
– Какой я тебе тракторист? – послышался женский голос. – У меня нет трактора. Кто вам вообще мой телефон дал?
– Владимир Громов, – ответил Федя.
– Вовка? Ну, тогда понятно, – и в трубке раздались гудки.
– Дай-ка я позвоню со своего телефона, – предложила Наталья Анатольевна, – давайте мне сюда номер. Так, 916, ага… Алло, здравствуйте, Евгений. Мне Ваш телефон дал Владимир Громов, нам нужен тракторист.
– Не смешно, – раздалось в трубке, а потом послышались гудки.
– Похоже, это не тракторист, это вообще какая-то женщина, – заключила Наталья Анатольевна.
– И что делать? – спросила Маша.
– Давайте сами вскопаем, – предложил Федя.
– Давайте я ещё раз к Громову схожу, – предложила Наталья Анатольевна, – может, он с ошибкой переписал. Или Маша не так записала.
– Нормально я всё записала, – буркнула Маша.

Наталья Анатольевна шла по деревне мимо осиротевших деревянных домов, в которых доживали знакомые старики. Дом Вовы Громова, запущенный в высокой траве, она нашла сразу. Здесь некому было выдернуть крапиву в палисаднике, смести сосновые иглы с бетонной дорожки, повесить белый тюль на скрипучие облупившиеся ставни. Она постучалась, дёрнула калитку, зашла во двор, трижды нажала на звонок. Но никто ей не ответил. Тогда она обошла двор кругом и нашла Челентано в дырявом целлофановом парнике над грядкой с помидорами. Он стоял, согнувшись пополам, пробивая затупившейся от ржавчины лопатой сухую, окаменевшую землю.

– Вова! – обрадовалась Наталья Анатольевна, что нашла соседа живым, здоровым и при деле.
– Это я, – с подозрением отозвался Челентано, – а что?
– Я жена Лёши Симкина! – начала Наталья Анатольевна.
– Рая?! Как ты изменилась! – переспросил Челентано, с недоверием вглядываясь в лицо Натальи Анатольевны.
– Нет, я Наташа, – ответила Наталья Анатольевна, смутившись, присела на корточки и, не найдя, куда деть руки, стала пропалывать грядку.   
– А, точно, Рая умерла в восемьдесят четвертом, – вспомнил Челентано, – Лёшка молодую нашёл.
– Как ты поживаешь, Вова? – спросила растроганная Наталья Анатольевна.
– О! Наташа! А у меня твоя невестка была. Назвала меня Гороховым! Я обиделся.
– Это она зря, конечно, – согласилась Наталья Анатольевна, вырывая лебеду.
– Ты с ней поговори, – посоветовал Челентано.
– Я поговорю, поговорю, – успокаивала Наталья Анатольевна, дёргая бурьян один за одним.
–  Ты будь с ней построже.
–  Она неправа, Вова, я с ней поговорю, – обещала Наталья Анатольевна.
– А сын твой чего со мной не здоровается? – сетовал Челентано, – Я с его отцом, с Лёшкой твоим, колхозы строил, землю пахал, а он мимо идет, ни здрасьте, ни как дела. Ну я обиделся, не дал ему телефон. 
–  Он неправ, Вова, я ему скажу.
– Ты с ними построже, Наташа! 
– Ну так что, Вова, ты в монастыре больше не работаешь? – спросила Наталья Анатольевна.
– Нет, я ушёл. Они меня обидели, и я ушёл. Я тебе расскажу, Наташа, как было. Я копаю грядку. А мне матушка-настоятельница, говорит: «Что-то ты Саша, медленно работаешь». Вот я поехал на обед в деревню. Поехал и больше не вернулся.
– Правильно, Вова, – одобрила Наталья Анатольевна, – ты мне вот что скажи, доволен ты как тебе вспахали в этом году?
– Нормально вспахали.
– Хотела с тобой посоветоваться, а сколько трактористу платить, если восемь соток и земля мягкая? – разведывала Наталья Анатольевна.
– Я тыщу платил, больше не давай, Наташа, – советовал Челентано.
– Я ещё телефон тракториста хотела спросить, – наконец, заговорила о главном Наталья Анатольевна. 
– Я твоей невестке давал, – напомнил Челентано.
– Там женщина какая-то трубку берет, ругается. Может, Маша не так записала? – осторожно возразила Наталья Анатольевна.
– Да. У твоей невестки с памятью не очень, меня Гороховым назвала! – возмущался Челентано.
– Она неправа, я с ней поговорю, Вова, – успокаивала Наталья Анатольевна.
– Дай я сам наберу, Наташа.

Челентано вышел из парника, разогнулся, выругался несколько раз, схватившись за спину и подошел к пню. Наталья Анатольевна встала и разогнулась, потирая больную поясницу.

– Это мой интернет-пень. На нем всегда хорошо берёт, у меня всегда телефон тут, когда я в огороде. Алло, Жека. Нужен трактор, 8 соток.
– Громов, я к тебе не вернусь! Не звони мне больше, и дружкам своим скажи, чтобы больше мне не звонили, – возмущался высокий женский голос в трубке.
– Это я того… не вижу ничего…  это другая Женька, – смутно припоминал Челентано.
– Голос знакомый, она жила тут? – вспомнила Наталья Анатольевна. 
– Жила, – грустно выдохнул Челентано.
– Но расписаны вы не были? – выясняла принципиальные вопросы Наталья Анатольевна.
– Жила, на зарплату мою себе шпильки покупала. А друзей со двора гоняла, так мол и так, вам пора. Я на неё обиделся.
– Правильно, Вова!
– Наташа, я не тот телефон дал. Вот тебе тракторист, записывай! Нет, давай я сам позвоню, он меня знает. – Жека. Я нормально, помидоры сажаю. Ну чего там у тебя? Обожди, тебе говорю. Кому говорю, обожди глотать. Дело есть. Помнишь Лёшку Симкина, да, тот самый, который колхоз строил в семьдесят шестом? Да, Федька – его, его сын. Был нормальный парень. В Москву переехал – испортился. Ходит теперь, не здоровается. Невестка у него – назвала меня Гороховым. У него жена, хорошая женщина, нет, не Рая, Рая умерла, он себе молодую нашел, Наташа, ей вспахать надо, 8 соток. За тыщу. Ты после глотай! – Сегодня будет, Наташа, жди.

Вечером этого же дня на вспаханном огороде Симкиных от чёрной земли поднимался теплый пар. Федя и Маша сажали картошку в четыре руки.